- Сердечный приступ очень распространенное явление. Не волнуйтесь вы так. Мы знаем, что делать в таких случаях.
Я послушно кивала головой, но понимала, что до спокойствия еще очень далеко.
- Мы можем перевезти его в другую больницу? - неожиданно спросил Егор Дмитриевич у врача, на что тот внимательно на него посмотрел. Было видно, что доктор хотел не очень лестно ответить моему начальнику, но все же сдержался.
- Откуда у вас может быть уверенность, что в другой ЧАСТНОЙ больнице, мужчине будет лучше? - врач нахмурился и сложил руки на груди. - Да, у нас обычная больница, да у нас нет кондиционеров в палатах и цветочков в туалетах. У нас кормят обычной, просто едой, которая кстати, утверждена по стандартам. Но у нас самые классные врачи, которые каждый день имеют дело с огромным количеством пациентов. Наш опыт гораздо ценнее, чем мишура вокруг. Потому что именно мы спасаем жизни людей. Ваш отец, - доктор теперь повернулся ко мне. - до конца этого дня еще будет в реанимации и никуда его транспортировать я не разрешу. Пока это все, мне надо идти.
Мужчина кивнул головой и уверенной поступью двинулся прямо по коридору.
А мой начальник хмыкнул.
- Мужик. Уважаю.
- Благодарю вас, Егор Дмитриевич, но не стоило беспокоиться. - я чувствовала себя эмоционально выжатой. - Игнат с Ольгой Ивановной?
- Да. Поезжайте домой Варвара и отдохните, а Ольга Ивановна проследит за малышом. Все равно вас пока не пустят к отцу.
Я кивнула головой, понимая, что он прав.
- Я подвезу вас.
Всю дорогу до дома я чувствовала на себе внимательный взгляд Егора Дмитриевича, который даже не пытался скрыть тот факт, что он меня разглядывает. Но мне было все равно. Я не догадывалась, чтобы это означало, даже думать об этом не хотелось. Но я желала, всей своей душой, желала увидеть отца, обнять его. Прижаться к нему крепко-крепко и сказать, что он самый лучший папа на свете! Поблагодарить его за все: за жизнь, за любовь, за то, как они воспитали меня с мамой. За поддержку, без которой я бы не выкарабкалась.
Слезы вдруг сами полились по щекам и не было сил удержать их. Потому что, все счастливые моменты с родителями начали проноситься перед глазами, окуная меня в водоворот воспоминаний, эмоций, чувств. Здесь были и походы на спортивную площадку, на которой папа обязательно подтягивался на турниках, и езда с ним на велосипеде, и поездки всей семьей в лес на шашлыки. А еще дача! Папина страсть! Каждые выходные летом, мы мотались из города на дачу, где раньше стоял небольшой домик, располагался сад с грушевыми деревьями, отдельная зона с кустами самых разнообразных ягод, много рядов с посаженной картошкой и привычными овощами. Мы всегда с собой брали вареные яйца, запекали картофель на углях, срывали свежий зеленый лук и обедали самой вкусной, самой полезной едой.
- Варвара. - раздался совсем рядом голос Егора Дмитриевича, но я не хотела поворачивать к нему лицо, потому что не желала, чтобы кто-то врывался в мои воспоминания. Они только мои. Мои и родителей!
Я резко вздрогнула, когда почувствовала, как крепкие мужские руки обхватили меня и с силой прижали к твердой мужской груди. Егор Дмитриевич развернул меня к себе, но я упорно прятала лицо, не желая поднимать голову. И от этих прикосновений, от его жалости, мне стало еще хуже. Я ревела навзрыд, не в силах сдержаться, не в силах остановить поток слез. Они стекали по лицу, капали на одежду начальника, но мне было все равно.
Потому что, было страшно. Страшного за самого родного человека.
Тепло шло от рук мужчины. Я чувствовала, как его большие пальцы поглаживали мои плечи, легонько сжимая, словно успокаивая. Эти объятия действовали магически, потому что появилось ощущение опоры. Вдруг родилась надежда на кого-то, что выслушают и возможно помогут. Однако, слезы все никак не останавливались.
- Варенька, не плачьте. Все наладится, вы же слышали слова доктора. - голос Егора Дмитриевича звучал глухо, словно он был очень далеко от меня. - Ваш папа поправится!
А я лишь скулила как раненая волчица. Говорить не было сил.
- Варенька. - мужчина обхватил мою голову руками и приподнял ее, чтобы посмотреть мне в глаза. А я не хотела разжимать веки, не хотела видеть. Не желала ничего чувствовать.