— Ааааааааа! Варька! Поздравляю!
Визг подруги разлетелся по всей квартире, потому что мы общались по громкой связи. Все-таки она замечательная!
— Да пока не с чем поздравлять. — с легкой улыбкой я перекладывала вещи в чемодан, попутно размышляя, что еще из самого необходимого мне может понадобиться. — Опыта у меня совсем нет. Скачала сейчас пару книг, вечером перед сном начну читать.
— Правильно! — тут же заявила Лиза. — Варь, ну это же чудо, не иначе! Я так за тебя рада!
— Лиз, я если честно, очень боюсь. — присела на кровать и обвела взглядом комнату. — Там такие условия, будто я своей жизни лишаюсь. Жить в том доме...
— Подожди, ты же сама сказала, что квартира обалденная! — я даже представила, как Лизка нахмурилась. — Готовить, убирать, стирать не надо. Гулять не возбраняется — бери малыша, да гуляй! Знаешь, с зарплатой в три раза больше, чем в нашей школе, такие «неудобства» можно потерпеть.
— Это да, но жить в чужом доме! — сомнения иногда одолевали меня. А справлюсь ли? Смогу ли жить там, быть под постоянным контролем. Это не так просто, как кажется на первый взгляд.
Но как только я вспоминала малыша, на душе становилось тепло.
— Варь, все мы делаем какие-то вещи в первый раз. — резонно заявила подруга. — Я не знаю, кто этот Егор Дмитриевич, но мне кажется, что никакой катастрофы от того, что ты будешь жить в его доме в качестве няни для его же ребенка, уж точно не будет.
Конечно, все мои отговорки и тревожные мысли по большому счету уже не имели значения. Потому что я согласилась. Потому что с завтрашнего дня у меня начинается совсем другая жизнь!
Весь вечер я провозилась со сбором вещей и уборкой в квартире, потому что придется как минимум на неделю ее закрыть. Успела позвонить папе и сообщить новость, пообещав в свой самый первый выходной день приехать к нему и все подробно рассказать. Он был рад, по его голосу я чувствовала, что идея со сменой работы ему понравилась. Я еще очень хорошо помнила его полные боли глаза, которыми он смотрел на меня, после того как я выписалась из больницы.
Химиотерапия далась мне тяжело. Впрочем, как и всем, кто проходил ее вместе со мной. После операции, когда наконец получили результаты анализов и назначили первый курс, я провела его в больнице. Даже вспоминать было страшно. До сих пор от мыслей об этом подступала непроизвольная тошнота, а тело буквально трясло от слабости и неприятных ощущений.
Через неделю после ее окончания меня выписали и здесь мне помог отец, который всегда был рядом. Его забота, любовь и внимание вытягивали меня из темноты, придавая хоть какой-то смысл жизни. А потом через двадцать дней опять все началось по новой. Я ездила в дневной стационар, где мне капали лекарство отравляющее, выжигающее все, что только возможно в организме. А под вечер начиналось...
Не помню, как я пережила эти пять месяцев ада. Пять курсов терапии, уничтожившей не только злокачественные клетки, но и вообще всю меня.
И теперь, смотрясь в зеркало, я видела другую себя. От той прежней, огненной и солнечной девушки не осталось и следа.
Я благодарила Бога за то, что дал мне второй шанс. Но жить не хотелось. Видеть длинный, еще сиреневатый шрам на животе, было неприятно. Как и осознавать, что там, внутри нет того, что делало меня женщиной. То, что дало бы мне возможность стать мамой, быть полноценной.
Боль снова разливалась в груди от воспоминаний, но мне надо было взять себя в руки. Нельзя раскисать. Я уже приняла решение жить по-другому, мыслить по-другому. Мне НУЖНО выйти из состояния этой боли. Иначе, я сойду с ума.
До поздней ночи я суетилась, морально настраивалась и читала литературу о маленьких детках. А утром проснулась с мыслью, что кажется, я готова. Пусть и не до конца, но готова!
Без десяти восемь я уже стояла возле квартиры моего работодателя. Легкое волнение заставляло бабочек порхать внутри, но я была настроена решительно. Ведь все, что ни делается — все к лучшему, не так ли?
Дверь мне открыла все та же улыбчивая, румяная женщина, которая впустив меня на порог, защебетала.